— Батьку, пощади мурзу, его если с каленым железом поспрошать, он много нам нужного скажет.
— Шуткую я, Богдан, — мрачно ответил атаман. — Веди, не бойся, а мы пока со Степаном молодость нашу вспомним.
После этой фразы мне не стало яснее, какая судьба ждет бедного мурзу, и оставалось только молиться, надеясь на Небеса. Когда мы выехали из леса и Фарид обратил внимание на новых спутников, которые к нам присоединились, тень растерянности и досады на миг мелькнула в его глазах. Подъехав к нему, тихонько шепнул ему на ухо: «Спи, спи, ты ведь уже дал три медяка», — и с удовольствием отметил, как наливается злобой его взгляд, обращенный ко мне. Кажется, он наконец понял, что я имел в виду все это время.
— Заблукали твои дозорцы, Фарид, видно, плохо ты им рассказывал, где вы свидеться должны. Но ничего, Бог добрый, встретили их наши казаки, не дали мимо проехать. — Атаман встретил нас ироническим взглядом.
— Не захотел ты по-доброму, Фарид, ничего, мы и по-другому умеем. Скоро увидишь — дай до места доедем.
Голос атамана, да и он сам, был спокойным и усталым.
— Хотел я, казаки, уже к дому вас вести, да придется нам завтра к соседям путь держать: их казаки — пусть они их судят, — неожиданно обратился к нам Иллар, как будто совета спрашивал.
— Против нас они пошли, с татарами в сговор вступили, по закону мы их карать должны, Иллар. Приедем завтра к Пылыпу — он то же самое скажет. Не трави душу, Иллар, ни им, ни себе. Не хочешь сам — давай я их порешу, — мягко возразил Непыйвода, и казаки одобрительно зашумели. Никому будущий визит к соседям не сподобился.
— А к Пылыпу Довгоносому я казака пошлю с весточкой: будет у него интерес — сам к тебе приедет на мурзу посмотреть и с нами потолковать.
— Кто еще сказать хочет? — обратился к нам атаман.
— Добре Непыйвода сказал, так делай, батьку, — дружно зашумели казаки.
— Будь по-вашему. Развяжите их.
Развязанные казаки слезли с лошадей, под руководством Степана сняли с себя верхнюю одежду и сапоги. Первым к атаману подошел Степан.
— Нет мне прощенья, братцы, одно вас прошу: семью мою за грех мой не карайте, нет на них вины — никто про то не знал.
— Если нет на них греха, никто их не тронет, Степан, в том я тебе слово даю, — сухо заверил его атаман.
Степан, повернувшись боком, стал перед ним на колени и склонил свою чубатую голову.
— Прощай, друже, — тихо промолвил атаман, свистнула сабля, и Степанова голова, недоуменно моргая глазами и шевеля губами, откатилась и замерла, упершись застылым взглядом в высокое морозное небо.
Вторым подошел невысокий чернявый казак лет тридцати, он истово молился и целовал большой медный крест, висящий на его шее.
— Простите, если можете, братцы, нечистый меня попутал, — сказал казак, становясь на колени.
— Бог простит, — ответил за всех атаман, и вторая буйная голова покатилась по пожухлой осенней траве.
Молодой казак, плененный мной, с ужасом смотрел на обезглавленные тела, обильно залившие кровью землю, его губы на побледневшем лице шептали:
— Простите меня, братцы… — В левой руке он судорожно зажал свой висевший на шее крестик, а правой рукой безостановочно крестился, не двигаясь с места.
Подъехавший сзади Непыйвода ловко снес ему голову, и атаман промолвил уже упавшему телу:
— Бог простит.
Отправив троих с припасами найти поляну для ночлега в Холодном Яру и готовить вечерю, остальных атаман припахал хоронить казненных казаков. Грунт был каменистый, и, сняв верхний слой до камня, уложили покойников, пристроили им головы обратно на плечи и накрыли лица красной китайкой. Затем начали насыпать над ними небольшой холм. Все сошлись во мнении, что покойникам невероятно повезло: на таком месте только великим атаманам лежать, а не презренным предателям. Сулим рассказал, что ему его дед сказывал, что на этих кручах похоронен великий воин, и с ним в могилу несметные сокровища положены, но так страшно тот клад заговорен, что никто его взять не сможет, пока не пройдет тыща лет. На что Остап ему возразил, что его дед сказывал: расколдовал тот клад казак-характернык и перепрятал его на острове за днепровскими порогами. Там теперь нужно этот клад искать. Затем долго, со знанием дела казаки обсуждали те приемы и методы, которые применял мифический характерные снимая заклятия с клада.
Люди не меняются. И в двадцать первом, и в четырнадцатом веке их головы наполнены бесконечным количеством совершенно ненужной информации, которую они гарантированно никогда в жизни не используют. Но они прилагают титанические усилия, собирая ее, обсуждая с друзьями и отдавая выдуманному не меньше, а то и больше времени и усилий, чем реальной жизни. По моему скромному мнению (ИМХО), именно это больше всего отличает человека от обезьяны.
Утром мы продолжили целенаправленно блудить по тропинкам Холодного Яра. Несмотря на то что я никогда не жаловался на зрительную память, ничего похожего на тот путь, которым мы пришли, мне не встретилось, и на всякий случай я начал расспрашивать казаков, куда мы едем. Мне ответили кратко и емко: «Домой», — полностью отрезав возможность дальнейших расспросов. Часа через три-четыре мы выехали из леса, и тут же, на поле, казаки начали делить добычу. Атаман меня сразу, как самого молодого, отправил к Непыйводе в село — оказывается, оно совсем недалеко от того места, где мы вышли, — привезти бочонок вина и бочонок пива, которые мне должна была выдать его жена. Мне хватило смелости попробовать отвертеться:
— Куда я, батьку, поеду, я ж дороги не помню, заблукаю, будете вина до вечера ожидать. Да и жены я твоей, Георгий, не знаю, шо она скажет: приехал приблуда какой-то — и вина с пивом ему давай.