Шанс? Параллельный переход - Страница 76

Рассказав о нашей стычке с татарским дозором, о ранении Дмитра и своем утерянном зубе, покорно залез в корыто и начал с удовольствием тереть себя суконкой, периодически макая ее в щелок. Стефа помогала мне, поливая теплой водой из ковшика, натирая спину суконкой. В ее руках, касающихся моего тела, в ее глазах, странно светящихся в тусклом свете лучины, была надежда. Надежда, что этот вечер станет чуточку светлее, чем тысяча других, чуть-чуть счастливее, и этого чуть-чуть хватит, чтобы, отбросив грусть, вспоминать о нем и улыбнуться пасмурным днем, отогнав от сердца тоску.

Обтершись жестким полотенцем, не одеваясь, подхватил на руки маленькую, но крепкую Стефу, понес к застеленным явно для двоих лавкам. По дороге вызвал Богдана и дал ему следующие инструкции. Ничего не бояться, делать, что скажет или покажет тетка Стефа, молчать и ничего не говорить, все делать медленно и никуда не спешить. Меня задвинуть подальше и не тревожить, пока не надо будет отвечать на вопросы, самому рта не открывать.

Проваливаясь в такую мягкую тишину, в которой хотелось воскликнуть: «Боже, как мало надо человеку для счастья!» — всего-то-навсего чтобы его хоть иногда, ненадолго, оставили в покое и сняли с головы заботы за все, что он себе навыдумывал. Это ли не счастье?

Нет, ответила память, счастье — это совсем другое. Вспыхнуло фотовспышкой воспоминание, запечатленное в этом длинном, беспорядочном хранилище, называемом памятью. Это было двадцать пять лет назад. Наша старшая перешла во второй класс, младшему исполнилось три года. Нам удалось поехать на море в самом конце августа, и мы решили продлить дочке и себе каникулы еще на неделю. В сентябре на пляже сразу стало пусто, и мы наслаждались этим спокойным, полупустым берегом моря. Загорая с накрытым соломенной шляпой лицом, я улетел куда-то в своих видениях, а когда прилетел обратно, обнаружил себя в гордом одиночестве и, приняв вертикальное положение, углядел Любку. Она стояла на берегу моря, и нахальный ветер, лаская ее загорелое тело, на которое была накинута только длинная рубаха, периодически пытался продемонстрировать ее истинную красоту всем присутствующим, а чуть дальше наши дети радостно гоняли по пляжу больших белых чаек. Тогда в первый раз я понял: иногда счастья бывает так много, что оно может порвать тебе сердце. И как болезненно утекает миг счастья, уносимый беспощадным потоком времени, выжигаясь кадром киноленты в твоей памяти и в твоем сердце.

Так и проходила эта ночь. Богдан вытаскивал меня, когда надо было отвечать на Стефины вопросы, мы болтали с ней о чем-то, что не имело значения, значимо было тепло наших тел и наших душ, которое мы дарили друг другу. Временами окликал Богдана, а сам нырял в мягкую пустоту забвения, где моя беспокойная память, не давая мне покайфовать, переворачивала перед глазами страницы фотоальбома.

Еще едва начал сереть небосвод, как при свете зажженной лучины я начал собираться в дорогу. К реализации своего видения нужно было готовиться, по ходу дела узнал у Стефы, нет ли у нее полотна на продажу. Оказалось, что есть в достатке. Вот оно, пагубное отсутствие инфраструктуры. Товара полно, а как его доставить на рынки сбыта — проблема. Обрадовавшись возможности продать что-то прямо на дому, Стефа сбагрила все свое полотно, заявив, что за зиму себе еще наделает. Смущенно заявила, что двух серебряков, которые я дал, слишком много, а у нее нет монет дать сдачу. Успокоив ее, что сдачу заберу полотном, когда приеду в следующий раз, выехал в село: надо было еще найти тетку Мотрю и отправить ее к Дмитру.

Проспав всю дорогу до села, в очередной раз поразился глупости рода человеческого, променявшего такое умное животное, которое привезет тебя само хоть сонного, хоть пьяного прямо в дом, целым и невредимым, на безмозглую бензиновую железяку, уже угробившую больше народу, чем во всех мировых войнах, вместе взятых. По приезде первым делом нашел Андрея и передал ему наказ атамана найти тетку Мотрю и рассказать ей про ранение Дмитра Бирюка. О том, что это был наказ мне, а не Андрею, скромно умолчал. Хлопцу радостно, что атаман о нем знает и помнит. Нельзя лишать человека радости: знал бы атаман, как легко Андрея обрадовать, он бы так и сделал. Но поскольку у него голова более важными мыслями занята, то не грех будет мне позаботиться о такой маленькой радости хорошему хлопцу. С другой стороны, становиться под рентгеновский взгляд тетки Мотри и вести с нею ненужные разговоры не было ни времени, ни желания. Выяснив у него, кто из хозяек ткет полотно на продажу, докупив, сколько нужно, чтобы вышло девять-десять маскхалатов, по дороге завернул к реке на луг, насобирал нужных травок и в полной готовности приехал, так сказать, к отчему дому.

Мать, как всегда, занималась домашним хозяйством, время шло к обеду, скоро должен был и батя подтянуться. Куда он отправился в воскресенье, не спрашивал — может, на речку пошел сеть в воду побросать. Вызвав Богдана общаться с матерью, сам, воспользовавшись фокусом, который у нас с Богданом начал недавно получаться, принялся сортировать привезенный гербарий на три кучки в соответствии с цветом, который давали эти растения. В распоряжении Богдана были уши, язык, мимика лица, в моем — все остальные функции. Тут требовалась особая чуткость и чувство локтя. Когда Богдану в процессе разговора хочется помахать руками и в руках нет ничего тяжелого и бьющегося, нужно передать контроль, а потом перехватить обратно, когда руки перестали быть выразительным средством. И наоборот, если у меня в руках горшок, а Богдану охота помахать руками, он должен находить другие способы передать свои чувства. Поставив три больших горшка с натуральными красителями в печь, начал резать полотно на куски по полтора метра и развешивать на веревке. Тут Богдан начал меня толкать к разговору — дескать, мать желает со мной пообщаться.