Шанс? Параллельный переход - Страница 73

Пока расспрашивал Кабана, пока то да се, начало светать. Долив воды в кожух, растолкал Дмитра и, торжественно объявив ему, что главный зуб спилен, приказал никого не трогать, только за колдуном наблюдать в оба глаза, жечь костер и варить кашу с мясом, а сам завалился часика на два-три отдохнуть. Спать — это было бы громко сказано. Щека опухла, десну дергало, но усталость брала свое. То проваливаясь куда-то, то возвращаясь, дремал до прибытия тяжелой артиллерии. По самым оптимистичным прогнозам, подмога к нам могла прибыть только к полудню.

* * *

Пока приехали атаман с Остапом Нагныдубом, Давидом и Сулимом, мы успели с Дмитром позавтракать, поговорить о том, какие бывают колдуны, ведьмы, знахарки и какие напасти они могут с людьми творить. Заодно мы сварили свежей каши с сушеным мясом и салом для прибывающих. Приедут голодные, злые, а тут каша свежая готова — глядишь, и настроение поднимется.

Усадив подорожных кушать, развязал полотно, которым была забинтована нога Дмитра, и осмотрел его рану. Пока особой красноты не было, даст Бог, пронесет без воспаления, недаром Сулим так продувал рану вином.

— Рано смотришь, замотай обратно, на третий день после боя видно будет, что да как, — недовольно буркнул атаман, углядев мои манипуляции за спиной. — Ты давай лучше, Богдан, сядь вон там перед нами на тот стул, что вы тут сработали, и расскажи, как дело было. Сулим уже рассказывал — теперь тебя послушаем.

Начал рассказывать свою версию прошедших событий с момента встречи троицы до сего момента, с колдунами, с черным глазом, видениями, заколдованными зубами, откушенным языком и нашим героическим трудом по освобождению Кабана от злобных чар.

— И вот пилю я, батьку, зуб, дело уже к рассвету идет — вижу, подобрел у него глаз, уже злобой не горит, тогда спрашиваю его: будешь сказывать нашему батьке всю правду, какую знаешь, когда он приедет? А он глазом здоровым заморгал — мол, буду всю правду сказывать. Тогда перестал зуб пилить, развязал ему рот, он сразу говорить хотел. Нет, говорю, сказывать будешь, как батька наш приедет. Ну, тут его и сморило: почитай, всю ночь зубы ему пилили. Так и спит. Разбудить его, батьку, чтобы ты ему спрос учинил?

— Да, здоров ты, Богдан, байки рассказывать, только ты лучше про колдунов девкам на сеновале балы точи, чтобы они к тебе крепче липли, там оно, может, тебе и сгодится, а нам твои дурницы слушать времени нету.

— Вот и ты мне, батьку, не веришь, и Дмитро не верил. Так давай мы этого разбудим, и ты ему спрос учинишь. Не будет говорить — значит, брехня все, что я сказывал, ну а если расскажет всю правду, тогда что вы все мне скажете?

— Ну ладно, Богдан, буди своего казака с добрым глазом, он-то нам, так или иначе, все скажет, как железом каленым его приласкаем, это тебе не напильником по зубам ерзать. Но чтоб вот так сразу заговорил, тут веры у меня нет, а обещать — так он тебе много наобещать мог, чтобы ты его в покое оставил.

Разбудив Кабана и показав ему напильник, чтобы он окончательно проснулся, громко закричал:

— Рассказывай всю правду, что мне баять хотел. Кто вас послал и зачем? — Сам ему вроде повязку на побитом правом глазе поправляю, а в ухо шиплю: — Атамана к себе зови, ему только рассказывай, и тихо, чтоб другие не слышали.

— Кто из вас атаман? Подойди ко мне, тебе одному все скажу, а ты дальше сам решай, — негромко заявил Кабан.

Хмыкнув, Иллар не стал возражать, подошел, сел на наш стул и повел с Кабаном беседу.

Усевшись возле костра, еще раз в подробностях описал всем свое видение, как Кабан язык себе откусывает и какую полезную и нужную работу мы с Дмитром провели. Народ слушал, потом начались обсуждения. Старшие товарищи вспоминали случаи из боевой биографии — кто, когда и при каких обстоятельствах себе языки отгрызали. Сошлись во мнении, что случаи такие не единичны, сами присутствующие такого не видели, но от других слышали не раз.

Беседа с Кабаном у атамана затягивалась: выслушав все, что рассказал пленный, атаман не уставал выдумывать новые вопросы. Любопытство было свойственно атаману не в меньшей мере, чем мне. Мне аж интересно стало: о чем можно столько спрашивать человека, который уже все рассказал? Но все в этой жизни проходит — и хорошее, и плохое. Встал в конце концов со стула и атаман. Хмурясь, вернулся он на свое место среди старших товарищей, сидел молча, помешивая палочкой угли костра, видимо, сортируя информацию по грифам секретности и решая, что поведать боевым товарищам.

Чувствуя, что нас с Дмитром сейчас отошлют подальше и будут искать пути выхода из кризиса в своем узком кругу, я решился на довольно рискованный шаг в надежде повлиять на будущие события. Взволнованно вскочив на ноги, я громко и срывающимся от волнения голосом начал говорить:

— Казаки, батьку атаман, дозволь слово молвить!

— Чего тебе еще, Богдан? — недовольно взглянул на меня Иллар.

Поскольку команды заткнуть рот не последовало, воспользовался принципом любого правового общества «что не запрещено, то разрешено» и уже говорил не останавливаясь, не давая никому вклиниться в поток моей мысли:

— Видение у меня было, казаки! Едем мы на трех возах по дороге вверх по Днепру, как будто в Киев на базар едем. В первом возе вот этот казак прихованный лежит, дорогу показывает. Во втором — човен новый, как на продажу, в третьем еще что-то. Едет нас полтора десятка казаков да атаман. Как показал нам он место тайное, переправился десяток казаков на левый берег, все в халамыдах, таких, как у меня, чтоб ходить скрытно, с луками да стрелами. И стали мы на том берегу скрытно в засаде ждать. Приезжают вскоре три десятка татар, а с ними — старый мурза. Осмотрелись, десяток вверх уехал, второй — вниз, а третий с мурзой старым остался. Тут мы их стрелами посекли, старого живым схватили — и обратно на свой берег переправились. И еще сказывал мне святой Илья, если не словим того мурзу, беда может с нами случиться, так что постараться нам всем надо. Какая беда от того старика может быть, того не говорил. Может, тот мурза — колдун татарский? То мне не ведомо.